Правый министр Акимицу приблизился к тому месту, где сидели дамы - Дайнагон, Сайсё, Косёсё, Мия-но Найси - и раздвинул закрывавшие их занавески, чем весьма смутил их.
Меж собой мы шептались, что он слишком стар для таких проделок, но Акимицу, не обращая внимания на упреки, отобрал у дам веера и отпускал непристойные шутки.
Таданобу принес чарки. Он превосходно спел "Гора Минояма", хотя обстоятельства не требовали от него особого тщания.А сидевший у соседней подпоры к востоку Санэсукэ, носивший чин Удайсё, приблизился к дамам и стал весьма непристойно ощупывать рукава и подолы их одежд. Над ним потешались, полагая, что он совершенно пьян, а некоторые заводили с ним разговоры сомнительного свойства, считая, что он все равно не понимает с кем имеет дело. Однако он заставил нас устыдиться, поскольку держался отнюдь не хуже других. И хотя Санэсукэ ожидал своей очереди с некоторым испугом, он как ни в чем не бывало поднял чарку и провозгласил обычную здравицу. Тут начальник Левой стражи Кинто осведомился: "Прошу прощения, здесь ли пребывает малютка Мурасаки?"
"Кажется, здесь нет никого, кто походил бы на Гэндзи. Так какой же смысл приходить ей сюда", - отвечала я.
- Третий ранг - Санэсари, взять чарку! -распорядился Митинага.
Санэсари поднялся с пола и из уважения к своему отцу, главному министру Кинсуэ, поднялся к Митинага по лестнице, ведущей из сада. Видя это, Кинсуэ залился пьяными слезами. Готюнагон Такаиэ, прислонившись к подпоре в углу,теребил одежды госпожи Хёбу, распевая при этом что-то невообразимое.
Но Митинага не обращал на него внимания.Убоявшись последствий этой пьяной ночи, мы вместе с госпожой Сайсё сочли за благо скрыться сразу же после окончания пира. Но тут сыновья Митинага, а также советник Канэтака в чине тюдзё подняли в восточной галерее ужасный шум. Мы спрятались за помостом, но Митинага отдернул занавески - мы оказались в ловушке. "Каждой - сложить по стихотворению. Сочините - тогда отпущу", - закричал он.
(перевод с японского А. Мещеряковой)
Свежие комментарии